-Эй, вы где?-девушка выглянула из дома, в поисках временного хозяина оного.
-Здесь я,-негромко отозвались у нее над головой.
-Мне надо...-пытаясь понять откуда звук оглядывалась девушка.
-Надо, значит - залезай,-с крыши дома с шорохом опустилась лестница.
-Еще чего! -отпрянув от древней деревянной конструкции возмутилась Тарья.
-Лезь, тебе говорят,- громче отозвался Хельг из темного пространства над головой.
Легко сказать: «Лезь!», а если страшно даже на табурет встать иной раз бывает - до того услужливо и ярко рисует воображение картину падения оттуда. Так то - табурет, а это - крыша дома.
-Боюсь,- негромко призналась девушка лестнице.
-Тем более лезь, - лицо Хельга показалось над лестницей и он протянул Тарье руку.-Ну же!
Скрепя сердце, чтобы не выглядеть совсем уж трусихой, Тарья принялась подниматься по скрипящим ступенькам, и с такой силой вцепилась в теплую ладонь мужчины, что тот только диву дался - откуда силы взялись. Оказавшись, наконец, на крыше, девушка попыталась было сесть поодаль от Хельга, но подавшаяся под ногой черепица заставила ее с отнюдь не героическим визгом кинуться к нему. Успокаивающе поглаживая по спине перепуганную вусмерть Тарью, поверенный Судьбы изо всех сил сдерживал улыбку. У всех бывают страхи, он и сам иногда боялся, так что смеяться над положением девочки он и не думал.
-Ну вот, умница,-тихо сказал он усаживая ее на теплый скат крыши.-Только если все время просидеть разглядывая нитки из которых соткана моя рубашка - все старания коту под хвост. Ну же, оглядись.
В глубине души даже благодаря за этот чуть насмешливый тон, Тарья сделала над собой усилие и повернулась лицом к ночному городу, не выпуская, меж тем, из рук ткани его рубашки. На Соршу легла ночь и цветистые огни города ярко поблескивали, придавая простому и аскетично-черному убранству ночи новых красок. Постепенно ослабляя хватку, девушка, затаив дыхание, разглядывала знакомый с детства мир с высоты крыши. Огни постепенно гасли. То там, то здесь становилось на пару украшений меньше.
-Как это грустно - смотреть на потухающие огни,-вздохнула Тарья.
-Спорно,-откликнулся Хельг.-Подумай: каково ночи бороться со всем этим безобразием, пытаясь сделать пространство надлежаще темным. Люди возмутительно нечутки к этому времени суток.
-Пока горят огни - есть надежда, так говорят.
-Глупости говорят, а ты повторяешь. Надежда есть всегда, даже в самый темный час. Жалок тот, кто этого не знает.
-Значит я жалкая. Но я не хочу, чтобы огни гасли.
-А они погаснут. Так всегда бывает.
Сидя на крыше, они еще долго спорили: она болела за огни, он - за вечную и мудрую ночь. Наконец, все огни погасли. Тарья грустно вздохнула и Хельг, поддавшись непонятному порыву, выудил из кармана огниво. Продлить жизнь маленького язычка пламени было ему вполне по силам.
-Ну, довольна?-поинтересовался он, разглядывая едва различимые черты лица девушки.-Зачем ты меня искала?
-Мне нужно было напомнить вам , что завтра придут за вашей работой,- зачаровано разглядывая подрагивающее пламя протянула она, едва слышно.
-Так,-задумчиво склонил мужчина голову на бок.-Стало быть, напомнила - свободна. А мне еще надо работать.
Искра погасла. Хельг легко поднялся на ноги и направился было к лестнице, но его ощутимо ухватили сзади за рубашку.
-Порвешь ведь,- аккуратно, палец за пальцем, отцепил судорожно сжавшую ткань ладошку Тарьи и крепко сжал ее в своей.- Вот я. Не ушел. Но и сидеть до веку с тобой тут не могу, мне действительно надо закончить...
-Говорил: не брошу, не упадешь,-кое-как встав на ноги девушка негодующе ткнула Хельга в грудь и залилась слезами.
-Будь милостивой, не приписывай мне неведомо чьих речей,-поморщился тот и повел всхлипывающую девушку к лестнице. -Сначала я, а потом ты . И не бойся так.
Едва ли не скатившись по деревянным ступенькам он окликнул Тарью. Та, подозрительно быстро и ловко спустилась вниз, и с таким облегчением рухнула на колени, что Хельг невольно улыбнулся.
-Ступай домой - поздно, - мягко сказал он и помог ей подняться.
Та молча высвободилась и попыталась было удержать равновесие без посторонней помощи.
Вышло откровенно плохо, потому она устало уткнулась лбом ему в грудь.«И это только начало, милая,»- грустно подумалось Хельгу. А еще он понял, что работу будет доделывать утром. Впопыхах. Впервые за долгие годы. А что потом говорить наместнику? Самое смешное, что скажи он правду - провел ночь подле измотанной борьбой со страхами девицы, - ему никто бы не поверил. Отчего-то людям всегда так отрадно верить в дичайшие истории о любви и производных оной, а слушать о том, как люди берегут сны друг друга невыразимо скучно. Зато о любовных похождениях рассказы вырывают чуть ли не с боем... Странные они, жители мира, столько непохожих судеб, а такое упорство в вопросах чувств.
Тарья, наконец, уснула, а Хельг еще долго глядел на нее спящую, думая что надо бежать... Вот уже она начинает ему доверять, открывает больные места, делится страхами, еще немного и распахнет душу настежь - а что потом с ней делать? Душа не тело - ее не прикроешь запросто по своему хотению. И, по мнению Хельга, взгляд в этот неприкрытый тайник человечества оставлял впечатления глубже сотни взглядов на голое тело. Да и не привяжет оно никогда так, чтобы невозможно бросить, предать, чтобы расставание болью отдавалось в собственном сердце. Так расстаются души, а не тела. Время покинуть Соршу. А не то, не ровен час, он не сможет отказать себе в желании остаться с ней, спящей, усталой. Решит вдруг защищать ее всю оставшуюся жизнь, беречь ее и хранить ее тайны да их воспоминания до конца своих дней. Да, ровно с того момента, когда Хельг переступит черту окончательно, признавшись, что любит, можно будет смело считать дни до конца его жизни. Он не изволит задержаться надолго. Всякий раз приходится умирать, чтобы избыть любовь. Только смерть оделяет мудростью и беспристрастием. Смерть приносит и забвение. И как после оставить Тарью одну, зная, что встретив ее на дорогах, он пройдет мимо совершенно равнодушный? Смерть вытравит все чуждое Стряпчему из души и тела, не оставив ни обрывка воспоминаний. Не так страшит людей смерть любимых, как их равнодушие. Вот что странно.
Время уходить...