Жена смотрителя маяка бросила в огонь кухонного очага грошовую ежедневную газетенку, которую приносил в дом парнишка-почтальон, и спрятала лицо в узких вызолоченных загаром ладонях. За окном крошечного белого домика, ютящегося у края берега, солнце клонилось к закату. Неподалеку от дома высокий и равнодушный высился над морем маяк.

Вместе с проблесками алеющего солнца в дом с улицы влетал шорох накатывающих волн, сизый дымок трубки смотрителя, его голос, напевающий какой-то старенький мотивчик, второй которому были крики чаек. До самых холодов в это время дня муж, обычно, сидел на веранде перед домом и листал какой-то из томиков их немногочисленной домашней библиотеки, не раз уже перечитанной вдоль и поперек обоими супругами. Книги были приданным жены смотрителя маяка и страсть к чтению, проснувшуюся в супруге, она не без гордости считала своим достижением. Он прочел все ее книги, умел читать все возможные карты, волны и ветер, путь звезд в небе, но все еще не научился читать в ее глазах и категорически не брал в руки газет. А стоило бы, пожалуй.

Смотритель маяка живет бедно, об этом ее предупреждали еще накануне замужества. Она шла за любимого, а не за деньги и улыбчиво махала рукой: «Проживем, не так мне много и надо». И они жили год за годом в маленьком домике, выстроенном им самим, с крошечным, отвоеванным у просоленной земли садом, верандой. Она научилась перешивать старые платья так искусно, что никто не мог догадаться, как скудны ее запасы нарядов, приноровилась чинить сети и готовить вкуснейшие блюда буквально из ничего. Муж любил ее просто и искренне, как море и воздух, которым дышал, как книги, которые она расставила на полках сколоченного им шкафа, как льняные скатерти и узорчатые салфетки, укрывавшие столы и изголовья кресел. Он действительно любил ее, но настоящей его страстью был маяк.

Год от года, проводя ночи в одиночестве и высчитывая как ловчее распределить в хозяйстве крохи непрерывно истощающегося жалования мужа, жена смотрителя маяка не раз и не два думала о том, зачем ему вообще было брать ее в жены. Он был достаточно хорош собой, чтобы без проблем находить себе сердечные утешения в лице многих девушек прибрежной деревушки, дом мог бы спокойно вести и сам, не особенно много было переговорено у их кухонного очага. Может быть, просто решил обзавестись женой, чтобы было как у людей, да только никто так не жил замужем, как жила она. Даже жены капитанов дальнего плавания не чувствуют себя так безотрадно покинутыми, как, бывало, чувствовала себя она. Глядя на мерцание сигнального огня маяка, на свет скользящий по водной глади, она казалась себе потерпевшей кораблекрушение на суше, и от этого становилось только страшнее.

-Помни, девочка, стоит только взглянуть на горизонт, как ты увидишь вечность, я выманиваю правдами и неправдами корабли из ее ненасытной глотки, пока города спят ночами. Я перемигиваюсь с огоньками на суднах, даря им надежду на спасение. Когда совсем худо - стоит взглянуть на маяк и на душе становится не так беспросветно, - говаривал смотритель в минуты словоохотливости, указывая задумчиво сидящей у ног жене на серую громаду маяка. - Эта штука необычайно сильна, помяни мое слово.

Она верила, маяк
правда был силен. Ночь за ночью он отбирал мужа, уводил из теплого крова дома, из объятий истосковавшейся по нежности жены, возвращая на утро таким же серым, холодным, каким был сам. Казалось, вместе с огнями маяка выгорает изрядная часть жизни смотрителя. Так, жена его все еще казалась совсем молодой, а он иногда походил на старца....