Джим отложил утреннюю газету, затем снял очки, провел рукой по глазам, будто надеясь смахнуть с них усталость. С каждым днем читать становилось все сложнее, хотя врач уверял, что он в прекрасной форме как для его ситуации. Жена сидела тут же, совсем по-детски, поставив локти на стол, она увлеченно погрузилась какую-то новую книгу, подпирая личико то одной, то другой ладошкой. Время от времени Джина прерывалась и ловко разрезала несколько страниц ножом для бумаг. Ее темные волосы, сколотые в узел, были мягко освещены лучами послеобеденного солнца, пробивавшегося сквозь чугунные решетки, украшавшие террасу, где они с мужем любили проводить время. Он мог часами следить за тем, как меняется ее выражение лица, тихо восхищаться тем, как зелень плюща, взобравшегося на литые угольно-черные вензеля решеток, оттеняет ее задумчивые серые глаза. Она часто читала ему вслух, по его просьбе, еще чаще на этой террасе звучали их тихие беседы обо всем. Ей очень хотелось, чтобы он как можно чаще бывал на воздухе, проводил в обществе друзей. Ему же трудно теперь давались встречи, а террасы, опоясывающие дом, казались клетками. Но пока жена была рядом, он мог пережить все. - Она придет сегодня, - негромко сказал он, подкатывая свое инвалидное кресло к чайному столику, за которым сидела Джина. - Ровно в пять. - О...- О, - мгновенно отложив книгу, жена оживилась. - Что бы нам такого заказать к чаю? Что она любит? - Джина взглянула на циферблат миниатюрных наручных часов, прикидывая как лучше поступить: готовить чайный стол своими силами или послать кого-то в кондитерскую по соседству.
-Стоит ли затевать что-то особое? У нее столько догм, которым приходится следовать, потому она вообще мало к чему прикасается без последствий, да и не это важно - покачал головой Джим. -Эх, все вам мужчинам не важно, - она шаловливо щелкнула его по носу. - А между тем, надо, прежде всего, думать о гостях. Я, кажется, знаю, как мы поступим. Жаль, конечно, что ты сказал несколько поздно, но это ничего, - она перегнулась со своего места и коснулась губами его виска, когда она выпрямилась, лицо ее стало серьезным. - О чем ты думаешь? -О том, как прекрасно ты будешь выглядеть в новом платье во время вечернего чая. А еще о том, что линия горизонта за твоей спиной напоминает мою последнюю кардиограмму, - он улыбнулся уголками губ. Джина знала, что на море, которое было прекрасно видно со второго этажа их дома, был практически штиль. Сколько ни пыталась, она так и не научилась читать эти линии на бесконечных листах, которые врач подшивал к истории болезни Джима. Зато она прекрасно умела читать по лицам, глазам, движениям рук. Сегодня муж был особенно замкнут, а значит его что-то тревожило. Возможно, само ожидание встречи. - Ну, что бы ты там ни задумала к чаю, тебе надо успеть ровно к пяти. Она никогда не опаздывает. Пунктуальность - это ее визитная карточка, знаешь ли. Ступай. Я пока посижу тут. Джина улыбнулась ему и ушла собираться, не забыв вызвать дворецкого серебристым звоном колокольчика. Старый слуга бесшумно прошелся по террасе, ловко приведя в порядок плед на плетеной скамейке, а заодно собрав разметавшиеся то тут, то там цветастые подушки. Убедившись, что все выглядит должным образом, дворецкий выудил из кармана жилета луковицу часов, взглянул на спешащие стрелки. - Вам необходимо принять лекарства, сэр, - сообщил он задумчиво следящему за морем Джиму. Не дожидаясь ответа, слуга поспешил в дом. Оставшись в одиночестве, Джим то и дело прокручивал в голове, грядущее чаепитие. Как хороша будет Джина в ее темно-синем платье, отделанном кружевом, сидящая рядом с ним, с каким нетерпением ее глаза будут вновь и вновь обращаться к двери. А потом пробьет пять... Лекарства, разложенные по специальным чашечкам, неумолимо взирали на Джима с гладкой поверхности серебряного подноса. «Когда я успел так износиться?» - устало подумал он, глотая их в предписанном порядке и, время от времени, запивая водой. Забрав опустевший поднос, дворецкий ушел. Чувствуя, как лекарства потихоньку начинают действовать, приподнимая привычную уже завесу тупой боли в области сердца, Джим откинулся на спинку своего кресла, закрыв глаза. Щекой он ощущал солнце, медленно спускавшееся к морю. Он сидел, пытаясь сосчитать количество волн, разбивающихся о берег в ожидании Джины. Скоро их стало больше пятисот, и он совсем сбился со счета, углубившись в иные размышления. Все так же, не открывая глаз, он слышал начавшиеся приготовления к сервировке чайного стола. Вот взмахнула крыльями скатерть, обдав его ветерком с легкими нотами любимых женой саше, принялись, мягко постукивая, опускаться на стол блюдца и чашки, звякая, обсуждали грядущих гостей десертные приборы. Ему не нужно было смотреть, чтобы узнать парадный сервиз с орнаментом из бирюзовых цветов и трав. Немного позже он разобрал более основательные прибытия к столу блюд, груженных снедью. Джина вошла, шепотом отдала указания о том, когда принести чайник, а затем подошла к нему. -Спишь? - услышал он ее голос над ухом, но ответил не сразу, с наслаждением глубоко вдохнув запах нового платья и любимых ею сухих духов, смешавшийся с ароматами полного забот летнего дня. - Нет, - глухим от долгого молчания голосом ответил он, нехотя открывая глаза. - Который час. -Через минуту на моих будет ровно пять, - Джина положила руку на плечо мужа, и он накрыл ее ладонь своей. - Как поживает твоя кардиограмма? - со смехом заглянув в его глаза, она перевела взгляд на море. Откуда-то из-за горизонта с громким жужжанием вынырнули самолеты. Ровно в тот момент, когда дворецкий доложил о гостье, приоткрыв двери, чтобы пропустить ее на террасу, на город упали снаряды. Когда взрывы утихли, настала звенящая тишина. Под носками черных туфель гостьи смешавшись с пылью и каменной крошкой, лежал осколок чашки с фантастического вида багряным цветком. Гостья покачала головой: «Право же, не стоило». Линия горизонта за искореженными литыми оградками вытянулась, как струна. На часах было ровно пять.