Листая свой бумажный дневник, активно пополнившийся записями за период моего вынужденного исчезновения отовсюду в прошлом году, я больше натыкаюсь на записи снов, чем на что-то о буднях. Нет, там, безусловно встречаются и размышления, и целые развороты о событиях, которые мне казалось нужным запечатлеть, там даже ни с того, ни с сего появились зарисовки на полях. Но больше всего именно снов. Это было довольно дорогим удовольствием - видеть сны, в которые можно сбегать. Младшую все то время и еще долго после мучили кошмары и сны тягостные, мне же снилась то яркая фантасмагория, то сюжетные сны, появившиеся из придумки одной бессонной и громкой ночи. Какой бы ни была природа этих снов, тягостными они мне не казались, напротив, вносили разнообразие в мою замкнутую жизнь. Вот, кстати, один
из.из.
Долго и с сомнением разглядывала я пироженное со специфическим названием "Страсть" в витрине кондитерского отдела. Оно выглядело уж больно ярким, даже ядовитым, а цена отпугивала даже похлеще цвета.
-54 гривны?-переспросила я, надеясь что что-то поняла не так. - Да таких цен не существует. [С позиций нынешнего дня заявляю, что и не такие цены у нас есть! ]
-Ну да, куда уж вам "Страсть" отведать,- презрительно скривила похожий по цвету на перезревшую сливу рот продавщица. - Берите медовик и не морочьте мне голову. Это ваш уровень.
Сложно нагрубить находясь в состоянии прострации, а потому реплика продавщицы осталась без ответа. Так ничего и не купив, я выхожу из магазина. Мне чуть больше, чем должно быть в плане возраста, я совершенно точно мать-одиночка. Еще одна несомненная истина в том, что нести домой что-то к чаю надо. А еще надо успеть в школу на урок, который я буду проводить.
По пути требуется ко всему забрать фотографии в одном месте, пока иду вспоминаются разные отрывки. Один, кажется, из прочитанной недавно ребенку сказки. Злокозненный царь раз за разом заточал в темницу добра молодца, чтобы тот томился, покуда не будет спасен. Тюремщик был милостив, позволял брать в заключение книги. И каждый раз заманивал он туда молодца нелепым притворством, хоть дева-спасительница не единожды уж объясняла вечному узнику все уловки супостата. Однако же добрый молодец вновь и вновь попадал в темницу с тем, чтобы его спасли...
Чтобы разжиться, наконец, фотографиями почему-то вхожу в кафе и сама этому удивляюсь. Но вот он конверт с долгожданными снимками, лежит на темном полированном столике, его принесла одна моя знакомая. Она умоляет не спешить и выпить по чашке чаю, в процессе чаепития мягко, но настойчиво допытываясь правда ли, что у меня трехлетний внебрачный сын от какой-то "шишки", я с не меньшим упорством свожу расспросы на нет. Знакомая говорит, что некий тенор, который мне совсем не знаком очень переживает касательно этого факта моей биографии. Я гляжу на часы, прошу упаковать с собой несколько пирожных, а затем откланиваюсь, так ничего и не ответив, сгорающей от любопытства знакомой. Неизвестного тенора совершенно не жаль.
Вспоминается одно из совершенно похабных исполнений какой-то общеизвестной песенки моей персоной на некоем мероприятии. Точно помню, что аккомпаниатором была Генриетта Генриховна (хотя ничего, кроме солидных габаритов о даме вспомнить не могу). Засчитываю, не смотря на давность событий акцией протеста на зло любопытству теноров.
Урок литературы, который я должна провести проходит легко. Ребята сдают декламацию. Мы говорим о важности логического ударения и паузации, смотрим на примерах как это влияет на "картинку" создаваемую чтением. Это не то замена, не то открытый урок, так как в конце класса сидит мой коллега, совсем молодой учитель, с одобрением следит за работой группы, то и дело что-то записывая. После занятий мы с ним вместе идем домой по вечерним улицам, говорим. Я отвлекаюсь при виде книжного, работающего в столь поздний час и, наскоро попрощавшись, захожу в магазин. Принимаюсь искать книгу, которую взял с собой в темницу добрый молодец в этот раз, чтобы понять как его спасать... В голове во время поисков проносится много всего, но лейт мотив "Да, только "Страсти" мне не хватало, ей-богу".