Мы все во что-нибудь не доиграли...
*невписывающееся никуда, но по времени относящееся к самому началу общения с Тарьей*
-У меня не самая волнующая стезя, можешь мне поверить, - хмыкнул Хельг на восторженные излияния Тарьи о величии труда стряпчих.
-Не верю. Смерть и рождение - это всегда оставляет в душе неизгладимый след, - отчаянно затрясла головой девушка.
Хельг смотрел на нее откровенно забавляясь, давно ему не встречалось такой непроходимо восторженной наивности.
-Хм, неправда твоя. Неизгладимый след в душе оставляют люди, которые живут: рождаются и умирают. Сейчас,- Хельг на мгновение задумался, прислушиваясь к чему-то. - На свет в городе и окрестностях появилось четверо новорожденных младенцев, но что тебе до них? Или ты ощутила восторг от этого известия? - он приподнял бровь, изучая реакцию девушки, которая немного смутилась. - Но, если бы, скажем, один из новорожденных был ребенком твоих знакомых - ты была бы рада, и, кто знает, не помчалась ли бы тот час же в их дом с гостинцем. Так же и со смертями...
Тарья слушала, покусывая губы, и, казалось, хотела возразить, но почему-то не нашлась. К сожалению, Хельг выходил правым, но легче от этого не становилось. Выходило, что труд его навроде труда сборщика податей: равнодушные столбцы с цифрами в графах "Прибыло", "Убыло", "Наличествует".
-Так тебе совсем-совсем все равно?- не веря, что такое возможно, поинтересовалась девушка.
Стряпчий фыркнул и снова придвинул к себе лист с отчетностью для градоправителя, отложенный на время беседы в сторону. Ему не хотелось вдаваться в оттенки собственных ощущений, пусть даже для того, чтобы стереть разочарование с лица Тарьи. В конце-концов, Стряпчих принято считать бездушными, так в самом деле жилось легче. И кому какое дело, что у него может перехватить дыхание при виде волнующегося от ветра луга, при виде кормящей матери или от яркости красок заката.
-Это то, к чему я привык,- неопределенно отозвался он, вновь углубляясь в работу.
-У меня не самая волнующая стезя, можешь мне поверить, - хмыкнул Хельг на восторженные излияния Тарьи о величии труда стряпчих.
-Не верю. Смерть и рождение - это всегда оставляет в душе неизгладимый след, - отчаянно затрясла головой девушка.
Хельг смотрел на нее откровенно забавляясь, давно ему не встречалось такой непроходимо восторженной наивности.
-Хм, неправда твоя. Неизгладимый след в душе оставляют люди, которые живут: рождаются и умирают. Сейчас,- Хельг на мгновение задумался, прислушиваясь к чему-то. - На свет в городе и окрестностях появилось четверо новорожденных младенцев, но что тебе до них? Или ты ощутила восторг от этого известия? - он приподнял бровь, изучая реакцию девушки, которая немного смутилась. - Но, если бы, скажем, один из новорожденных был ребенком твоих знакомых - ты была бы рада, и, кто знает, не помчалась ли бы тот час же в их дом с гостинцем. Так же и со смертями...
Тарья слушала, покусывая губы, и, казалось, хотела возразить, но почему-то не нашлась. К сожалению, Хельг выходил правым, но легче от этого не становилось. Выходило, что труд его навроде труда сборщика податей: равнодушные столбцы с цифрами в графах "Прибыло", "Убыло", "Наличествует".
-Так тебе совсем-совсем все равно?- не веря, что такое возможно, поинтересовалась девушка.
Стряпчий фыркнул и снова придвинул к себе лист с отчетностью для градоправителя, отложенный на время беседы в сторону. Ему не хотелось вдаваться в оттенки собственных ощущений, пусть даже для того, чтобы стереть разочарование с лица Тарьи. В конце-концов, Стряпчих принято считать бездушными, так в самом деле жилось легче. И кому какое дело, что у него может перехватить дыхание при виде волнующегося от ветра луга, при виде кормящей матери или от яркости красок заката.
-Это то, к чему я привык,- неопределенно отозвался он, вновь углубляясь в работу.